Опрокинутая реальность - Страница 37

— Успели, — мрачно кивнула Линовицкая. — Головин дал показания, что вчера они были в нотариальной конторе и подписали необходимые документы. Получили сто тысяч долларов наличными.

— И денег дома не оказалось, — закончил за нее Дронго.

— Вот именно. Поэтому мы сразу и задержали Головина. Я успела провести только первый допрос, который длился три часа. Но он рассказал все, что знает. И о вашем визите, и о том, как ему угрожали, и о продаже дачи.

— В таком случае нужно найти людей, которые покупали дачу Мурсаевых.

— Уже нашли. Сегодня в пять часов ко мне должен приехать на допрос известный пианист Иосиф Гольштейн. Он и купил эту дачу. Вряд ли такой человек станет нанимать киллеров, чтобы задушить хозяйку и отнять деньги.

— Да, — усмехнулся Дронго, — он не станет. Но Головин не убийца, я в этом убежден.

— Его знали охранники в лицо и всегда пропускали, — напомнила она, — кроме того, ему было известно о деньгах. У него есть алиби, но он мог нанять убийцу.

— В таком случае убийцу мог нанять кто угодно. В городе многие знали, что погибшая хочет продать свою дачу. Это не доказательство его вины.

— Вы пришли сюда как защитник Головина? — поинтересовалась она.

— Нет. Как защитник истины. Мне кажется, вы поторопились с его арестом.

— В любом случае мы должны были его задержать, — сухо сказала она, — хотя бы потому, что часть денег была найдена у него.

— Как у него? Вы нашли у него часть денег за дачу?

— Вот именно, — ответила Линовицкая, — теперь, я думаю, вы понимаете наши мотивы?

— Нет, — упрямо сказал Дронго вопреки очевидному, — все равно нет. Она могла дать ему часть денег на какие-нибудь расходы. Это ее давний знакомый.

— Он так и говорит, — сообщила Валентина Олеговна, — но от этого ничего не меняется. У подозреваемого найдена часть денег, которые получила убитая. Согласитесь, что это само по себе достаточно веское основание для задержания.

— И это все, что у вас против него есть?

— А разве мало? — когда она говорила столь мрачным и холодным тоном, ее светлые глаза становились прозрачными и тусклыми. — Но это не все. Дело в том, что я веду расследование по факту смерти Салима Мурсаева, которое досталось мне от прежнего следователя, — сообщила Линовицкая, — как вам хорошо известно, бизнесмен был убит в Париже неизвестными, и в прокуратуре тогда принимались в расчет лишь коммерческие мотивы. Теперь мы считаем, что есть все основания связать смерть Мурсаева не только с его бизнесом, но и с его личной жизнью.

— Почему? — спросил Дронго.

Она помолчала. Потом отодвинула обе папки от себя, посмотрела еще раз в окно и наконец сказала:

— Вообще-то я не обязана вам говорить. Но если хотите, то скажу. Вам лично скажу. Дело в том, что часть акций компании «Прометей» была заложена ее бывшим владельцем Салимом Мурсаевым в банке при получении кредита. Двадцать пять процентов плюс одна акция. Однако эти акции были выкуплены государственной нефтяной компанией — ОНК, которая присоединила их к своим двадцати процентам. И таким образом у ОНК получилось сорок пять процентов плюс одна акция. До контрольного пакета им не хватало только пяти процентов. Это не моя заслуга, об этом узнал следователь, который раньше проводил расследование.

— Значит, они все-таки выкупили эти акции, — вздохнул Дронго, — я так и думал. Слишком большая прибыль могла попасть им в руки. Но им не хватало пяти процентов. И насколько я знаю, они не могли найти эти пять процентов ни при каких обстоятельствах. Там по пять процентов принадлежало нынешнему исполняющему обязанности президента Ивашову, какому-то пивовару, другу семьи Мурсаевых, погибшему Авдеечеву и, кажется, одной компании…

— Вам не сказали, какой именно компании? — перебила его Линовицкая.

Дронго медленно покачал головой.

— Странно, — сказала она, усмехнувшись, — такой умный человек, как вы, должен был проверить и обратить на это внимание в первую очередь. Я даже думала, что вы из-за этого ходили к погибшей. Дело в том, что пять процентов акций компании «Прометей» принадлежали клубу «Орфей», где одним из совладельцев и была погибшая супруга Салима Мурсаева. Таким образом, если клуб «Орфей» соглашался продать свои акции ОНК, то у них образовывался бы контрольный пакет акций. И на этом все для «Прометея» заканчивалось.

— Кому тогда понадобилось убивать Мурсаева, — поинтересовался Дронго, — если можно было так легко отнять его бизнес?

— Значит, не очень легко, — сказала Линовицкая, — возможно, что за этим кто-то стоял. Возможно, что Мурсаев имел других компаньонов, не упомянутых в списке акционеров, которым он платил деньги, переводя их в офшорные зоны. Мы не можем ничего точно утверждать. Но мы знаем точно, что от позиции его супруги зависела и дальнейшая судьба не только контрольного пакета акций, но и всей компании.

— Головин об этом знал? — печально спросил Дронго.

— Я думаю, что нет. Экономика не самый любимый предмет этого человека.

Наступило долгое молчание.

— Теперь вы довольны? — спросила Линовицкая. — Кажется, вы тоже начали сомневаться в искренности этого человека.

— Я начал сомневаться в мотивах поведения Головина и погибшей, — задумчиво ответил Дронго, — вы можете рассказать мне, как погиб Салим Мурсаев? Мне, конечно, рассказала его сестра, но она знает все только со слов следователей.

— Его убили в Париже перед отелем «Бристоль», — сообщила Валентина Олеговна, — убийцы сидели в автомобиле, ждали, когда он выйдет из здания. Судя по показаниям свидетелей, перед убийством Мурсаев с кем-то встречался. Мы считаем, что это был один из его знакомых, некий Сафиев. Кстати, он исчез и сейчас объявлен в розыск. Мурсаева застрелили несколькими выстрелами в упор. Причем сначала стреляли в спину, что неприятно поразило даже французских полицейских. В общем, труп к нам доставили только через полтора месяца, в результате всяких процедур и согласований. В Париже труп опознала сестра убитого, в Москве — двое его сотрудников. В общем, мало приятного. Труп согласно завещанию погибшего похоронили у него на родине, в Дагестане. Вот, собственно, и все.